fortovsky: (Default)
[personal profile] fortovsky
Пилорама. Нет, Лесопилка - так будет более точно. "Лес пилить" - это красивее и объемнее. "Рама" - это только механизм с электроприводом, и не отображает весь процесс, а ещё же отношения в его проистекании, и не только производственные, но и человеческие. Когда "щепки летят" не только из-под рубящего, колющего, режущего железа, но и от рук людских, и если их больше двух, одной материей, в том числе древесной, жив не будешь. Тут уже возникают симпатия, дружба, зависть, власть, порядок, ложь и правда, любовь. Да, над деревообрабатывающим оборудованием может витать любовь при наличии двух разнополых страждущих сердец, причем одно из них может стучать удаленно, потому как, только она дает отдушину, свободу от визга пил, грохота кран-балки, пасмурного дня, ожидания зарплаты, вымокшей обуви, запаха, хотя нет, запах опилок и хвойной смолы очень даже романтичен, но, умоляю, не заходите в рабочую раздевалку(!). О чем думают Стас-рамщик, Николай-станочник, Алена-кадровик, за станками, компьютером и бумагами, в микроавтобусе по дороге утром в цех и после обеда обратно? О свободе. И у каждого в голове свое представление, свой образ. Есть заблуждающиеся в ее поиске и обретении, бывает если близко подойти к какому-либо работнику, то обоняние уловит запах попытки обмануть реальность при помощи хитрых жидкостей. Но это ненадолго, возвращение будет еще тягостней, свобода не любит халтурщиков, и наказывает за такой побег, как не терпит и поверхностного к ней отношения, так как многие считают, что уже обретали ее, некоторые и не раз. Как Юра Митин.
Лесопилка валила на приобретённых с аукциона делянках хвойные и лиственнные породы, перехватывала оные подешевле у посредников, постоянно решая проблему поиска техники с манипулятором для погрузки кубометров и доставки в цех, где столярные паталогоанатомы вскрывали дары флоры, отделяли полезный ботанический материал, формируя его в конечный продукт - поддоны-паллеты деревянные тарные. Далее изделия подвергались погрузке в фуры, и пройдя санитарные и таможенные формальности, отправлялись верно служить экономике Евросоюза, а по истечении срока службы, вероятно, становились дровами для несложных подсобных нужд или топливом, не удивлюсь, если какой-нибудь месье или сеньор сварганил себе на тепле от белорусского леса чего-нибудь на барбекю, причем география подобного факта может быть безграничной.
Лесопилка была частным владением, и не раз меняла юридические имена, то она ЧУП, то ИТПЧУП - иностранное торгово-производственное частное унитарное предприятие, где заморскими были виртуальнные учредители в Неваде, их счета и фальшивые подписи в документах. Зато до боли родными были лица осуществлявшие производственный процесс, да и законы по которым жила Л. тоже были до ужаса свои: как и многие другие коллективные организмы в те времена начала десятых годов она пыталась окультурить беспредел конца прошлого века в волю с надрывом, а при идеально складывающихся обстоятельствах в осознанную свободу с вытекающей личной ответственностью, от которой то ли давно отвыкли (по словам старшего поколения), то ли никогда на себя не брали, что более вероятно.
Экономика Республики Беларусь переживала нелучшие времена, только-только начинала наливаться румянцем от почти дармовых горючих жидкостей из труб с востока, а стадионно-ледоводворцовые и библиотечные архитектурные проекты лишь набирали оборот. Лесопилка, как часть системы, отражала в себе макроэкономические проблемы. Приходилось изыскивать резервы, в первую очередь внутренние: железо не возьмешь ни кнутом, ни пряником, а вот с бедолаг загнанных рынком труда на убийство леса можно пару-другую шкур содрать, на чём и согреться. Руководство посчитало ночной простой цеха потерей в оплате за аренду и времени, и угнетенный класс стал работать в две смены по двеннадцать часов вместо восьмичасовых. Личного времени поубавилось, а это серьезный фактор, так как эти часы, для себя любимых, еще называют свободными, как следствие, возник конфликт материального и отвлечённого, неподвластного законам физики, подогреваемый распрями в среде пролейтариата. В умах бурлило, шел пар. Здоровая соревновательность между бригадами перерастала в рвачество граничащее с саботажем. Положение ночной смены усугублялось отсутствием возможности пожаловаться руководству, так как оно присутствовало на месте только днем. Пересменка походила на отступление дневной смены со словесным боем, ночники, скрепя зубами, разгребали доутра авгиевы конюшни устроенные предшественниками, матеря их в перекурах, может кому во сне и икнулось.
Юра Митин, как он думал, знал цену свободе, так как имел уголовный стаж значительно больший чем трудовой. В перерывах за чифирком делился воспоминаниями с благодарными слушателями в лице едва двадцатилетних столяров-станочников еще охочих до такой романтики. Юрий пользовался авторитетом в бригаде, в силу того, что она состояла в значительной степени из поклонников его баек. Волну против дневных вредителей, пользуясь неформальным статусом, поднимал он.

Свободы они все ищут от меня. Раз однажды я вас приютила, обогрела и покормила, то вы уж навек мои. Многих в люди вывела, профессию дала, спросите у многих, где столярному деревянному делу обучались, они и ответят:
- Ну где? Где? Там!
Процентов не считала, но за кадровую подготовку деревообрабатывающая и мебельная отрасли мне очень должны, моя школа суровая, да практическую подготовку дает отменную. Некоторые думают, что именно мне удалось наставить их на путь истинный, хотя какая она - эта Истина, и сама не знаю. Но они пошли своим путем, сделали свой выбор, а это дорогого стоит.
Ох, и леса-то повалено ученичками моими, веточками хвойными обогрето, чайку на костре с дымком заварено, и по кругу в банке пущено, а они все воли ищут, и снова ко мне возвращаются, даже сменив колючие декорации на иллюзию свободы. А здесь что? Вольница? Гуляй не хочу? Тюрьма, да ещё почище будет: из семьи, капитализма, сварливых родственников,соседей и прочих. Мамаши детей своих одергивают и пальцем тычут:
- Вот будешь себя плохо вести - станешь таким же.
Тишину таежную, глухой шепот Вятки променяли на зубоскальство и подхалимство перед новыми фраерами, для которых вы же и образец. Вы и цену-то этой свободе познали благодаря мне. И за что продались, дешевки?
Я видела вас настоящими посреди Сибири, Колымы и других вечно мерзлых мест, первобытными, гордыми, одинокими, благородными, без фальши, которй требуют "цивилизация" и "общество", без двояких мыслей, и желаний о ней, всегда ускользающей сучке. Только инстинкты.
Кто-то уходит и приспосабливается, многие возвращаются и не раз, кто-то ломается здесь и не может уйти, его выталкивают навремя, и снова этапом ко мне. Кого-то давят окончательно, и он уже ни человек, ни животное, ни тут, ни там. Ему не нужна жизнь, а он ей, но сердце бьется и ноги ходят, и есть только притупленные чувства голода и холода. Даже себя не жалко. Такой и этот Юра.

В каждой смене был старший - мастер. В ту ночь быть мастером смены выпало мне. Бус забрал бригаду от памятника героям-пограничникам и повез под Пушкари в цех. Уже по дороге было заметно, что Митин навзводе. От увиденного на производстве, Юра закипел, Только мы с мастером-напарником, продержавшимся свои двенадцать, перекинулись парой слов о задачах наночь, как наши предшественники, дабы не ошпариться, быстро умчались домой, в город. Неистовые брызги-крики доносились из рабочей раздевалки минут десять. Ровно в восемь, компания с которой мне до утра предстояло ковать победу, вышла к станкам, предводительствовал рассказчик нестольотдаленных историй:
- Петрович, сколько эта х..ня будет ещё продолжаться?!
- Юрик, все в порядке, на всё есть причины.
Мной был изложен ряд фактов, объясняющих, с моей колокольни, сложившуюся проблему: днем происходит значительно больше, в том числе и отвлекающих манервов, различных подсобных, погрузочно-разгрузочных работ, к которым привлекается вся лесопилка, следственно смена имеет определенные потери, и потому ночью, в звездной тишине и под стрекот сверчков, необходимо выравнивать ситуацию. Юра молчаливо согласился, но по лицу было видно, что он не остыл. Его температуру и энергию я направил на самый трудный участок, и в полночный перекур обиды казалось иссякли. Но только казалось.
В два ночи жестом останавливаю работу бригады на "обед". Митин всердцах бросает напол доску, которую собирался отправить в станок-двупил, выключает его и восклицает, разведя руками:
- Да нах... мне такая свобода нужна!

Эксперимент с повышением эффективности производительности на предприятии быстро сошел не нет. Какое-то время спустя на лесопилку явился новый персонаж, который признал Юрика по общему запроволочному прошлому и почти с порога заявил:
- Да он же пидор! А Вы ему тут руку подаете.
Новоявленному станочнику разъяснили, что в зад тому никто не заглядывал, и медицинскую комиссию, по прохождению на подобдую должность, такие вопросы тоже не интересовали. Работал себе человек и работал. Юра за пару дней угас как товарищ по ударному труду, а вскоре и вовсе пропал. Говорили, что бомжевал, ночевал по теплотрассам. Видно так искал свою свободу... Больше я его
не видел.

Не приняла я его обратно. Это не в моей компетенции. Мы сущности маленькие и имеем влияние только на явный мир, светлый. Юра из него выскочил, и его подхватили силы Иные. Иногда мы готовы сплотиться ради кого-то, и вступить в борьбу, у нас колоссальная поддержка, безграничные возможности, мы пронизываем и отслеживаем абсолютно все. Но для оказания такой помощи необходим обратный импульс - беззвучный, безмолвный, неосознаваемый, энергетический SOS, желание жить, чувствовать, любить, да, хотя бы только себя, а это и есть та волна, сигнал для нас кинуться в бой за это живое или существующее. От Юры он не последовал, нам была дана отмашка ничего не предпринимать, мы вынуждены были подчиниться, и молча наблюдали его исход в темную непроницаемую бездну, откуда возврата уж точно нет. Некоторые плакали... без слез...

Profile

fortovsky: (Default)
fortovsky

August 2018

S M T W T F S
   1234
567891011
12131415161718
192021222324 25
262728293031 

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 13th, 2025 07:27 am
Powered by Dreamwidth Studios